Французы понимали, что на первом месте в Османской империи прочно утвердился британский капитал и влиянию «великого элчи» (посла), как прозвали турки лорда Чарльза Стрэтфорд-Редклиффа, никто не дерзал бросить вызов в дипломатическом мире Константинополя. Гораздо более реальные перспективы для утверждения открывались перед французским капиталом в Дунайских княжествах. «Латинская сестра» пользовалась здесь популярностью и любовью; ей воздавали славу чуть ли не единственного очага европейской цивилизации.
Поражение революции 1848 г. во Франции и возникновение Второй империи не поколебали профранцузской ориентации большинства участников освободительного движения; это было вполне закономерно в свете их собственной эволюции вправо и перехода на позиции умеренного реформизма. В Бухаресте и Яссах Луи-Наполеону была создана репутация поборника «принципа национальностей», ему составлялись приветственные адреса, меморандумы, в которых лидеры унионистов предлагали природные богатства княжеств в распоряжение французского капитала.
Выступление Валевского на конгрессе сразу же встретило резкий отпор со стороны турецкого делегата Али-паши и графа Буоля, представлявшего Австрию. Впервые после 1711 г. Османская империя оказалась в роли победителя над Россией.
Союзники в торжественных актах обязались не только сохранять территориальную целостность этого государства, но и не умалять власти султана. Турецкие войска были введены в Молдову и Валахию.
Допустить их объединения, создания гораздо более сильного и самостоятельного Румынского государства Порта не желала. Австрийцы рассуждали следующим образом: «Румыны сочтут тогда сюзеренитет Порты позором и несправедливостью; решат, что их страна слишком мала; станут мечтать о независимости государства с включением в него Буковины, румынской части Трансильвании, Баната и границ по Балканам.
Мало забот для Австрии! Хорош пример для Сербии!
Неплохая оказия для России, на которую эти страны будут опираться в достижении своей цели».